Приступая к описанию английских пород собак, я намерен, прежде всего, просить гг. охотников снисходительно отнестись к той непреложной истине, которая ляжет в основании всего, о чем я предполагаю говорить в предстоящей статьи моей. Истина эта заклю­ чается в следующем: под породой разумеется исключительно только порода чистокровная; - вне последнего условия—породы не существует.
Маркиз де-Шервиль, с свойственным ему в высшей степени практическим взглядом на вещи, в статье своей говорит: „Лучшей собакой, по моему мнению , всегда выйдет та, которой посчастливилось попасть в руки молодого, усердного, страстного охотника, упражняю щего её ежедневно, или почти ежедневно. При таких условиях — было бы лишь у собаки чутье - я не думаю, чтоб из неё могла выйти дрянь; напротив, все шансы за, то, чтоб из неё вышла редкая по достоинствам собака".
Это конечно истина, которую я оспаривать не стану: более того,— я даже могу привести здесь новое доказательство в подтверждение мнения, высказанного моим досточтимым собратом, и прибавить но­ вый пример к числу лично виденных им. Мне случилось охотиться в Троарнском болоте с старой выжловкой, чистейшим ублюдком из всех существующих ублюдков; но эта собака обладала замеча тельной, исключительной способностью искать коростеля, погоныша, во­ дяную курицу и болотную курочку. Бывши щенком еще, она уже охотилась в болоте.
Однако, ошибочно было бы, по моему разумению, заключить отсюда, что гончая всегда должна быть хороша в болоте. Точно также и из слов маркиза де-Шервиль о страстном, старательном и дель ном молодом охотнике , могущем из беспородной собаки воспитать себе отличную в поле собаку, не следует, я думаю, заключать, чтоб он хотел сказать этим, что старания, приложенные тем же охотником к породистой собаке, не дали бы результатов гораздо более блестящих.
Чем безпороднее собака, чем менее, следовательно, присущи ей родовые охотничьи инстинкты, тем она бестолковее и упрямее, тем продолжительнее и труднее её обучение, и тем неблагоприятнее результаты этого обучения; другими словами, успех тем вернее и тем полнее, чем собака породистее, потому что тут воспитанию много со действуют самые прирожденные ей качества, которыми она обязана своей чистокровности, - родовые свойства, с которыми она является на свет, подготовленная уж, так сказать, заранее к пониманию всех требований своего хозяина. Не раз доводилось, конечно, каждому из нас слышать такие из речения: „будет и того, что собака хороша, - а там порода, да кра­ сота форм - это уж вещь второстепенная".
Подобные рассуждения, по-моему, - это чистая ересь, и ересь самая опасная. По милости этого-то равнодушия по отношению к породисто­ сти собак. И дошли французские охотники до того, что, в настоящее время, обладают такими собаками, которых, в большинстве случаев, никак нельзя даже отнести к какой либо породе, бывшей прежде на счету пород вполне установившихся.
Впрочем не одно только равнодушие виновато в теперешнем вы рождении наших пород собак; много способствуете этому также и невежество большинства наших любителей. И вот, следствием обеих названных причин, являются самые нелепые скрещивания. Чаще всего бывает так: кобель и сука хороши - и довольно: владелец, руководствуясь этим, вяжет грифона (брусбарта) с сен-жерменской легавой, - легавого кобеля породы Дюпюи, с сукой породы Бурбоннэ (порода бесхвостых легавых из местности Бурбоннэ, в средней Франции. Описание пород французских легавых последует по окончании статьи об англий ских легавых ), и т. д.
Отсюда, повторяю, и происходить смешение наших пород; отсюда, исчезновение, напр., старинных гладкошерстных французских лега вых ( braque francois ), также французской легавой длинношерстной ( epagneul francois ). Обе названные породы сделались такой редкостью, что я сильно сомневаюсь в том, чтоб у нас нашлось теперь двадцать вполне чистокровных представителей названных пород, если б их даже вздумали искать во всех наших восьмидесяти трех департа­ ментах. На днях пришлось мне иметь разговор по поводу последней вы ставки собак, бывшей в зоологическом саду. Собеседником моим был человек, в подробностях изучивший и до тонкости знающий собак. Когда я высказал ему свое удивление относительно того, что наши самые ученые знатоки, самые авторитетные судьи нашли необхо димым классифицировать собак по росту и цвету шерсти - знаете ли что он ответил мне? Передаю записанный у меня ответ его бук вально.
— „Определить породы собак, которых представляли в приемочную комиссию, сказал он мне, гораздо труднее, чем вы полагаете. Видите ли, что обыкновенно происходило: приводят собаку; приемщики осматривают ее.
— Я не знаю, что это за собака, говорит один из них, поло жим, А. Не знаю, к какому отделу ее причислить: отнести ли ее к собакам английской породы, или же французской? Пойнтер ли это, или французская легавая? Вы как думаете, X ?
- У неё нет резко определенных признаков какой-нибудь породы, ответствует X .
- А ваше мнение? обращается А. к третьему судье.
- Собака эта ни английской, ни французской породы, решает в свою очередь тот.
- Но, во всяком случай, господа, эта собака белая с „красными" отметинами, выходит из затруднения А., так отнесемте ее к отделу „красно-пегих легавых".
Затем, так как к категории красно-пегих легавых причислены были собаки побольше и поменьше, отдел этот решили разделить еще на два класса: к одному из них отнесли всех собак свыше 21-го дюйма ростом, к другому - ниже 21-го дюйма. Таким образом собаки, не только одной и той же породы, но даже одного и того же помета, могли быть отнесены к двум различным группам, не говоря уже о том, что есть породы собак, у которых цвет шерсти бывает всевозможных оттенков , начиная от белого и кончая черным, со всеми промежуточными цветами.
Стало быть теперь уже нет речи о французских легавых, теперь говорят просто: легавая кофейнопегая!
Но ведь между этими легавыми кофейнопегими есть собаки французские, есть и английские, совершенно отличные одни от других, как по наружным признакам, так и по внутренним качествам. Спрашивается, каким же образом может это распознать публика?
Точно также для сен-жерменских легавых вовсе не было отдела, тогда как было целых два отдела для легавых желтопегих! Между тем, желто-пегими бывают и чрезвычайно типичные и породистые сен-жермены и другие легавые, в которых ясно обнаруживается преобладание английской крови и во внешних, резкоопределённых чертах , и во внутренних качествах, свойственных спещально пойнтерам. И тут, опять-таки, является тот же вопрос: что может понять и разобрать здесь любитель?
Очевидно, людям, подобно мне, пламенно желающим содействовать восстановлению наших пород собак, следует непрерывно и неустанно хлопотать о том, чтоб пролить свет истины в спутанные и сбивчивые понятая наших охотников, настаивать, не взирая ни на какие возражения критиков, на необходимости возвратиться на прежний настоящий путь, т. е. к поддержание, сохранению и совершенствованию пород чистокровных.
Прошу позволения еще раз повторить, что сильно заблуждается: тот, кто говорит: „я своей собакой доволен, дело свое она знает, мне нужды нет, что она беспородна и... я дорожу ею".
Без сомнения, тысячу раз прав охотник дорожа хорошей собакой, но пусть же он поразмыслит о том: если он сумел сделать путную собаку из помеси, что бы мог он сделать из собаки породистой?
Итак, необходимо вернуться к прежним, истинным правилам охоты, быть строгим в выборе себе будущего спутника и сотрудника на охоте, обращать внимание на то, какой породы собака, а не на то, какого она цвета. Меня часто упрекали за излишнюю строгость; но, поверьте мне, в этом деле никогда не бываешь даже настолько строг, насколько это действительно нужно.
Если я заговорил о последней выставке собак, то понятно, не потому, чтобы приведенные мною примеры давали какие нибудь веские доказательства в пользу правила, которое я защищаю, а только для того, чтобы показать, какое недоразумение поселила в большинстве охотников принятая на выставке система классификации собак. Я далёк от мысли упрекать за то распорядителей: они были вынуждены к подобным действиям силою вещей, т. е. вырождением наших пород. Самые избранные, сведущие знатоки, люди, призванные, благодаря своим знаниям, исследованиям и опытности, вполне заслуженно в ценители и судьи, оказались бессильными в определении пород собак, подлежавших их рассмотрению! Это бессилие, не покрывает ли оно стыдом владельцев собак, доведших прочно и давно установившиеся породы до такого позорного вырождения?
Теперь не время и некстати уж говорить о том, что можно было бы применять правила, подобные тем, которые применяются при выводе пород собак в Англии, и соблюдение которых содействовало тому, что английские собаки стали неизмеримо выше наших, - но всегда позволительно и никогда не поздно клеймить позором глупость охотников, доведших наши превосходные, чудные породы до такого состояния, что собаки утратили свои характеристические особенности, что собак даже нельзя точно классифицировать по отделам. Если англичане имеют теперь столь совершенные и прочно устанавившиеся породы, так этим они обязаны тому, что ревниво охраняли чистокровность в типичных представителях каждой породы, с чрезвычайной строгостью производили подбор производителей, браковали всякую собаку, все равно каких бы она ни была достоинств, коль скоро она оказывалась не вполне чистокровной, так как не соблюдать этого условия, значить отдавать все на волю случая.
Теперь, после этого вступления, мне легче уже приступить к выполнению программы моей статьи. Само собой разумеется, я разделю английских легавых собак на две категории: гладкошерстных, или пойнтеров, и длинношерстных или сеттеров; затем уж пойдет очередь малорослых сеттеров и ретриверов. Все эти породы мы будешь рассматривать последовательно одну за другой.
Пользуюсь случаем, чтоб опровергнуть здесь большую неточность в названиях пород, которая, кажется, входит во всеобщее употребление. Мне часто приходится слышать, что всякую попавшуюся на глаза легавую называют пойнтером. Название же пойнтера принадлежит исключительно одним только английским легавым. В собственных моих интересах заботясь об избежании в названиях собак той путаницы, которая в настоящее время замечается не только в породах собак, но даже в понятиях об них самих охотников, я предупреждаю читателей, что каждый раз, когда я буду говорить о пойнтере, нужно будет понимать под этим названием английского пойнтера; всякий раз, когда мне нужно будет сказать что либо о французской легавой, я буду называть её принадлежащим ей именем легавой, под которым знали её наши отцы и деды, и под которым и нам следует пока знать её.
Для того же, чтобы читателям известно было, чего они могут ждать от статьи моей, я предварительно излагаю им мою программу: Первоначально мы рассмотрим английских собак вообще, с точки зрения их исключительных способностей; как охотник и, притом, беседующий с охотниками, я буду говорить единственно только об охоте и практике, не затрагивая научных вопросов и теории. Затем мы рассмотрим в частности каждую из пород, входящих в состав этой великой и благородной семьи, т. е. отдельно сеттеров, пойнтеров, и т. д.; мы тщательно опишем их наружные формы, с указатель, вместе с тем, и внутренних их качеств. Относительно рисунков, изображающих самых чистокровных, типичных представителей пород, скажу только, что я, как страстный любитель собак, предпринимал довольно далекая путешествия с единственной целью — заручиться возможностью представить читателям эти изображения нескольких типичных, особенно замечательных экземпляров. Таким образом я добился того, что могу теперь предложить охотникам рисунки более, чем двадцати собак. Все собаки изображены в моменты покойного состояния, а не в движении, почему и уда- лось передать все мельчайшая их особенности и различая, часто заключающаяся только в нескольких, едва заметных, наклонах и изгибах линий. Что на это пришлось положить не мало труда, я думаю, легко поймет всякий.


II.

Значеніе собаки всецѣло основано на тонкости ея чутья и на силѣ и быстротѣ ея движеній.
Въ обоихъ этихъ отношеніяхъ, англійскія собаки (само собой разумѣется, чистопородныя) стоять много выше французскихъ, по крайней мѣрѣ, въ настоящее время, когда послѣднія находятся въ состояніи вырожденія. Превосходство англійскихъ собакъ, въ данномъ случаѣ, не отвергается даже самыми жестокими ихъ противниками. Жозефъ Лавалле (Joseph Lavallee), авторъ одного изъ нашихъ лучшихъ и серьезнѣйшихъ сочиненій по части охоты, заявляя о своемъ предпочтеніи собакъ французскихъ породъ, подтверждаетъ, однако, помянутое превосходство передъ ними англійскихъ.
Кажется, именно Лавалле и указывалъ на то, что тонкость чутья собаки зависитъ отъ степени развитія носовыхъ раковинъ и отъ степени чувствительности покрывающей ихъ слизистой оболочки. Чѣмъ болѣе развиты раковины и извилины, изъ которыхъ состоитъ органъ обонянія собаки, тѣмъ тоньше ея чутье. Надъ развитіемъ слизистой оболочки носа производили очень интересные опыты. У французской собаки она такъ велика, что ею можно было бы обернуть все тѣло животнаго. Лавалле, пораженный превосходствомъ чутья пойнтера, высказалъ желаніе, чтобы подобный же опытъ былъ произведенъ и надъ пойнтерами. И я, въ свою очередь, тоже присоединяю свой голосъ къ желанію, выраженному нашимъ просвѣщеннымъ собратомъ.
Фактъ необычайной тонкости чутья пойнтера констатируетъ также и Дудето (d’Houdetot). Но если, я опираюсь на мнѣніе Лавалле, такъ это потому, что сочиненіе его можетъ служить лучшимъ руководствомъ для простыхъ, обыкновенныхъ смертныхъ, для охотниковъ мелкихъ, охотниковъ чисто деревенскихъ, незнакомыхъ съ тѣми шикарными блестящими охотами въ заповѣдникахъ, гдѣ собака является уже принадлежностью лишнею, и скорѣе мѣшаетъ, чѣмъ приноситъ пользу. Если я его мнѣніе противопоставляю моимъ противникамъ, такъ это потому, что онъ, признавая себя сторонникомъ собакъ французскихъ, открыто заявляетъ все таки о превосходствѣ, чутья пойнтера. Такое безпристрастіе заслуживаете, чтобы на него обращено было вниманіе.






тонкость чутья доведена до высшей, совершенной степени развитія, и признаемъ за истину, что въ этомъ отношеніи, пойнтеръ стоитъ неизмѣримо выше, чѣмъ большинство нашихъ туземныхъ породъ. Говорю «большинство», потому что не желаю отнимать должнаго у породъ, могущихъ обладать исключительными качествами, и неизвѣстныхъ мнѣ; я не могу сказать, чтобы мнѣ приходилось охотиться съ представителями всѣхъ нашихъ породъ, да врядъ ли можетъ похвастаться этимъ, не только кто изъ простыхъ охотниковъ-любителей, а даже и изъ наиболѣе авторитетныхъ охотниковъ-писателей. Я утверждаю только, что пойнтера и англійскіе и ирландскіе сеттера имѣютъ болѣе тонкое чутье, чѣмъ старинной породы французскія легавыя, чѣмъ грифоны, чѣмъ даже Понтъ-Одемарскія длинношерстныя легавыя, эти превосходныя собаки, которымъ я съ особеннымъ удовольствіемъ воздаю здѣсь вполнѣ заслуженную ими хвалу.
Необходимо также признать и другую истину, именно: что у пойнтеровъ лучше сохраняется тонкость чутья въ жаркое время. Это я могу подтвердить фактами, сотни разъ наблюдавшимися мною: во время убійственныхъ сентябрскихъ жаровъ, въ поляхъ и лугахъ, выжженныхъ и накаленныхъ солнцемъ на подобіе Сахары, мой пойнтеръ, на полномъ каррьерѣ внезапно и сразу дѣлаетъ мертвыя стойки, верхнимъ чутьемъ причуивая куропатокъ, на разстояніи трехъ сотъ шаговъ.
Душевно скорблю о томъ, что мнѣ, приходится ссылаться въ этомъ случаѣ на мою собственную собаку, такъ какъ подобныя ссылки всегда кажутся носящими на себѣ оттѣнки пристрастія, но... во-первыхъ, я надѣюсь, что читатели навѣрное, не заподозрятъ меня въ такомъ мелочномъ тщеславіи; во-вторыхъ, надо сознаться, что любители














чистокровныхъ англійскихъ собакъ у насъ очень немногочисленны, а въ-третьихъ, я увѣренъ, что мнѣ позволятъ брать доказательства тамъ, гдѣ я могу взять ихъ.
Мой пойнтеръ, разумѣется, не принадлежитъ къ числу тѣхъ сказочно-чудесныхъ собакъ, которыми обладаютъ и обладали многіе наши охотники,—нѣтъ, это простая, обыкновенная собака, чистокровная, представительная и красивая. Мнѣ приходилось на своемъ вѣку видать много разъ собакъ и гораздо лучше моей. Подобное признаніе въ устахъ охотника конечно величайшая рѣдкость, слѣдовательно ужъ оно одно можетъ служить мѣриломъ моей искренности и нелицепріятія, —но, да позволено мнѣ будетъ сказать, что моя собака, въ силу своего высокородовитаго происхожденія, обладаетъ качествами, присущими далеко и далеко не всѣмъ ея собратьямъ: изъ подъ нея можно убить значительно большее количество дичи, чѣмъ изъ подъ собакъ, съ которыми мы обыкновенно охотимся, т. е. французскими легавыми или англійскими помѣсями, вовсе ужъ нечистопородными. Прошу васъ замѣтить также, что я имѣю въ виду не одну только полевую охоту, а вмѣстѣ и лѣсную, потому что я, какъ и всѣ простые смертные, съ конца октября, охочусь исключительно только въ лѣсу.
Здѣсъ я упомяну кстати, хотя и въ скобкахъ, что разделяю вполнѣ мнѣніе маркиза де-Шервиля, (что меня несказанно радуетъ), и что признаю, вмѣстѣ съ нимъ, что породистая собака (другихъ я въ расчетъ не принимаю) имѣетъ весьма разнообразныя прирожденныя качества: она можетъ хорошо ходить и въ полѣ, и въ болотѣ и въ лѣсу, смотря потому, гдѣ преимущественно охотится ея хозяинъ; скажу даже болѣе: я знаю многихъ любителей, людей находящихся подъ особымъ покровительствомъ судьбы, и могущихъ, благодаря этому обстоятельству, посвящать свои частые и долгіе досуги всевозможнаго рода охотамъ: собаки ихъ одинаково хорошо знаютъ куропатку и зайца, фазана и кролика, вальдшнепа и водяную курицу. Это собаки вполнѣ безукорнзненныя. Дѣльный охотникъ можетъ довести каждую породистую собаку до равносильнаго совершенства, если будетъ упражнять прирожденныя свойства своего вѣрнаго товарища во всѣхъ этихъ разнообразныхъ отрасляхъ собачьей науки.
Пойнтеръ, напримѣръ, можетъ , отлично ходить и въ лѣсу, если пріученъ къ подобнаго рода охотѣ съ ранняго возраста и, въ особенности, если часто практикуется въ ней. Точно также и сеттеръ. Я не хочу этимъ сказать, что пойнтеръ незамѣнимъ въ лѣсу, и что тамъ не можетъ съ нимъ сравниться никакая другая собака; я очень хорошо знаю, что есть собаки, приспособленныя къ помянутой охотѣ гораздо лучше, чѣмъ онъ, и я буду говорить о нихъ послѣ; но здѣсъ я указалъ, между прочимъ, на пригодность пойнтера и въ лѣсу для того, чтобъ сразу уничтожить ошибочное мнѣніе, существующее у нашихъ охотниковъ, будто широкій поискъ англійскихъ собакъ дѣлаетъ ихъ неспособными къ лѣсной охотѣ.
Хорошая собака, преданная своему господину и вѣрующая въ его силу и умѣнье, очень быстро понимаетъ, что между имъ и ею есть тѣсная взаимная связь, заключающаяся въ общности интересовъ и дѣйствій; нарушать эту связь собакѣ нѣтъ ни малѣйшей выгоды: она знаетъ, что ей никогда не достать дичи, предмета своихъ преслѣдованій, безъ помощи своего хозяина: вслѣдствіе этого, собака, по мѣрѣ пріобрѣтенія ею опыта, соразмѣряетъ свой поискъ, сообразно той аренѣ, на которой ей приходится действовать. У моего отца были пойнтера, ходившее совершенно одинаково, какъ въ полѣ, такъ и въ лѣсу. Признаюсь, сначала-то намъ пришлось довольно-таки помучиться съ ними; когда мы съ поля входили въ лѣсъ, они частенько, бывало, улизнутъ отъ насъ и станутъ гдѣ-нибудь на стойкѣ; а такъ-какъ сорвать ихъ со стойки не въ силахъ были никакіе свистки и никакіе даже самые отчаянные крики, то поневолѣ приходилось идти разъискивать ихъ; иногда добрая четверть часа, а то и больше, проходила въ этихъ поискахъ. Но обратная сторона бываетъ въ каждой медали. Позднѣе, вмѣстѣ съ опытомъ, развилась въ нихъ и мудрость: они поняли, въ чемъ дѣло и далеко не уходили. Хорошая собака, расчитывающая на помощь своего хозяина, сама не любить надолго терять его изъ виду, а если ей и случится отдалиться, то она возвращается очень скоро, безъ зову. Все сказанное провѣрено на практикѣ и основано на опытѣ. Впрочемъ къ этому вопросу мы вернемся еще, когда будемъ говорить о поискѣ собакъ, въ следующей главе.
Превосходство чутья пойнтера обнаруживается на каждомъ шагу. Тамъ, гдѣ четыре и пять собакъ прошли не нашедши ровно ничего, напр. въ оврагахъ, или по окраинамъ дорогъ, заросшихъ густой и высокой травой, вы видите, что пойнтеръ дѣлаетъ стойку, крѣпко, точно вылитый изъ стали. „Это фальшивая стойка, кричать ваши товарищи: наши собаки прошли тутъ и ничего не причуяли!" Но вы подходите ближе и передъ вами выскакиваетъ кроликъ или поднимается фазанъ. Такихъ забытыхъ лакомыхъ кусочковъ мнѣ часто приходилось подбирать въ изрядномъ количествѣ.
Но что доступно одной собакѣ, то можетъ сдѣлать и другая, той же породы, стало быть намъ нельзя гордиться этими маленькими побѣдами, столь дорогими сердцу каждаго вѣрнаго служителя нашего великаго патрона: для того, чтобъ наслаждаться этими тріумфами достаточно выбрать только себѣ собаку изъ чистокровныхъ представителей породы пойнтеровъ.
Я ужъ и теперь предвижу тѣ упреки въ пристрастіи, которыя посыпятся на мою голову со стороны приверженцевъ французскихъ собакъ; но я не имѣю претензіи убѣждать ихъ, и обращаюсь съ моими замѣчаніями и наблюденіями лишь къ охотникамъ, имѣющимъ обыкновеніе дѣлать сравненія, прежде чѣмъ составлять себѣ какое-либо мнѣніе о предметѣ.
Кромѣ того тутъ еще замѣшано одно обстоятельство. Такъ одинъ изъ охотниковъ прислалъ мнѣ фотографическій портретъ великолѣпной французской легавой; понятно я очень бдагодарилъ этого любезнаго господина, и просилъ его, не можетъ-ли онъ доставить мнѣ нѣкоторый свѣдѣнія о родословной этой собаки. Онъ отвѣтилъ мнѣ, что собака эта была продана ему за французскую легавую. Но я поставилъ ему на видъ, что противъ принадлежности собаки къ этой породѣ говорятъ и общія формы собаки, и отдѣльные ея члены, и прутъ, и голова, и другіе еще признаки, приближающіе её скорѣе къ типу англійскихъ собакъ, чѣмъ французскихъ. Это заявленіе г. X. принялъ къ свѣдѣнію и навелъ справки о происхожденіи собаки, что, принимая во вниманіе относительную давность времени, было дѣломъ далеко не легкимъ. По справкамъ же оказалось, что эта французская легавая была законнаго англійскаго происхожденія.
Отсюда слѣдуетъ, что на возраженіе охотниковъ, могущихъ оспаривать признаваемое мною превосходство чутья пойнтеровъ, я имѣю полное право, (разумѣется, оставляя въ сторонѣ исключенія), обратиться къ нимъ съ вопросомъ. “Уверены-ли вы, господа, въ томъ, что при теперешнемъ смешеніи нашихъ породъ, та французская собака, на которую вы указываете, не имѣетъ въ своихъ жилахъ ни капли англійской крови?” И еслибъ мои оппоненты, по примеру г. X. захотели навести о происхожденіи собаки точныя справки,—я увѣренъ, что мы пришли бы къ соглашенію.
Слава Богу, не я одинъ, во Франціи, признаю высокія достоинства англійскихъ собакъ, вызывающихъ противъ себя столько жесточайшихъ критикъ. Я не стану называть много фамилій, я назову только одного охотника, именно г. Поля Кальяра, имя и заслуги котораго извѣстны всѣмъ любителямъ. Я не имѣю чести знать его лично, но знаю его потому, что его охоты, его собаки, его практическія познанія и его неподражаемое искусство, сделали его первымъ въ нашей странѣ охотникомъ. Мнѣніе такого охотника, мнѣніе, основанное несомнѣнно на выводахъ опыта и практики, безспорно должно имѣть значеніе. Ну-съ, а г. Поль Кальяръ имѣетъ у себя представителей самыхъ лучшихъ породъ англійскихъ собакъ и тщательно блюдетъ эти породы. Спрашивается, съ какой стати сталъ бы этоть перворазрядный знатокъ и любитель выписывать изъ Англіи собакъ извѣстнѣйшихъ и знаменитѣйшихъ породъ, стоющихъ громадныхъ денегъ, еслибъ онъ подъ бокомъ могъ найти собакъ равныхъ тѣмъ по своимъ достоинствамъ?
У всякаго свой вкусъ, могутъ мнѣ, пожалуй, замѣтить, но я о вкусахъ не говорю и своего вкуса никому не навязываю: я констатирую лишь фактъ, состоящій въ томъ, что достоинство пойнтера заключается, прежде всего, въ тонкости его чутья и крѣпости стойки; фактъ этотъ нисколько не мѣшаетъ каждому охотнику оставаться при прежнихъ своихъ вкусахъ.
Совершенно ошибочно также мнѣніе, будто пойнтеръ труднѣе подчиняется правиламъ дрессировки и чаще срывается со стойки, благодаря своей горячности. Напротивъ, ни у одной собаки нѣтъ такой крѣпкой стойки: чуть только коснется запахъ дичи его тонкаго обонянія — онѣ мгновенно каменѣетъ. Сколько знавалъ я собакъ этой породы черезчуръ уже даже крѣпко стоявшихъ: онѣ положительно замирали и, какъ будто мраморныя изваянія, съ сильно напряженными мускулами, стояли точно парализованныя, или-бы заколдованныя, точно онѣ не въ силахъ были сдѣлать ни малѣйшаго движенія, ни шага впередъ; вся жизнь сосредоточивалась у нихъ только въ глазахъ, но, Боже мой, чтожъ это были за глаза! И лишь позднѣе, пріобрѣвши опытность и навыкъ, онѣ шли по слѣду широкими скачками, высоко поднявъ морду.
Все это достоинства. Теперь выступаѣтъ на сцену и недостатки..., такъ какъ поискъ англійской собаки, т. е. собственно манера поиска, составляетъ въ глазахъ многихъ охотниковъ недостатокъ. Поискъ есть одна изъ главныхъ, существенныхъ, такъ сказать, способностей собаки, потому мы посвятимъ этому важному предмету отдѣльную главу, гдѣ разсмотримъ поискъ англійскихъ собакъ вообще и пойнтеровъ въ особенности.

III.

Охотникамъ привыкшимъ къ покойному шагу гладкошерстной или длинношерстной французской легавой собаки,—бѣшеные скачки англійскихъ собакъ могутъ конечно показаться большимъ порокомъ. Оно и вполнѣ естественно, потому что манера поиска у тѣхъ и другихъ совершенно различна.
Поискъ французскихъ собакъ благонравный, размѣренный, осторожный—поискъ англійскихъ, наоборотъ, порывистый и страстный. Первыя ищутъ покойно, легонькимъ трускомъ; вторыя - мчатся галопомъ, отмѣривая зѣемлю саженными скачками; все съ болѣе и болѣе возрастающей энергіей, съ какой-то точно-бы яростью, несутся онѣ что есть духу; ихъ увлекаетъ клокочущая внутри ихъ страсть, имъ помогаетъ необыкновенная сила ихъ стальныхъ мускуловъ. Разница эта, очевидно, есть дѣло темперамента.
Тѣмъ не менѣе, утверждать, что охотникъ не можетъ направлять поискъ англійскихъ собакъ — было бы чистѣйшей нелѣпостью; чтобы тамъ объ этомъ ни думали, я смѣло говорю, на основаніи личныхъ многочисленных, практическихъ опытовъ, что господа, распускающіе подобные ложные слухи, или ровно ничего не смыслятъ въ охотѣ, или вовсе не знаютъ собакъ. Даже наиболѣе страстные и сильные представители породы пойнтеровъ и сеттеровъ способны, въ той же мѣрѣ, какъ и всѣ прочія собаки, пріобрѣсти и ту гибкость и мягкость характера, и то повиновеніе, котораго требуетъ отъ собаки каждый охотникъ. Но, съ другой стороны, совершенно вѣрно, что вы никакими силами не заставите ни пойнтера, ни сеттера, искать отъ себя на разстояніи нѣсколькихъ квадратныхъ аршинъ, и рѣдко, въ полѣ, по крайней мѣрѣ, удастся вамъ удержать у ногъ кровнаго англичанина, тогда какъ французскія собаки подчиняются этому очень легко. Какъ я, однако, уже замѣтилъ выше, пойнтеръ, съ пріобрѣтеніемъ опыта и навыка, самъ сокращаешь свой широкій, размашистый аллюръ, когда работаетъ въ лѣсу. Тоже можно сказать и о сеттере.
Теперь мы взглянемъ съ практической точки зрѣнія на поискъ англійскихъ собакъ, такъ какъ заранѣе было рѣшено, что мы будемъ говорить только объ охотѣ.
При сравненіи въ дѣлѣ поиска англійскихъ и поиска французскихъ собакъ становится вполнѣ ясно, что онѣ не могутъ работать одновременно въ одномъ и томъ же мѣстѣ. Когда нѣсколько человѣкъ охотятся въ рядъ, въ линію, съ двумя пойнтерами и двумя или тремя французскими легавыми, послѣднія немедленно отодвигаются на задній планъ и даже вовсе стушевываются. Оба пойнтера будутъ работать на всю линію стрѣлковъ, а французскіе „легаши" будутъ плестись за англійскими „сорванцами" и будутъ находить только то, мимо чего „пронеслись" пойнтера; а эта добыча, принимая во вниманіе превосходство чутья англичанъ, можетъ быть лишь крайне незначительна. Мнѣ доводилось много разъ быть тому свидѣтелемъ.
Такъ напр., нѣсколько лѣтъ тому назадъ, г. М. выписалъ изъ Англіи краснаго пойнтера суку, знаменитой породы и превосходно натасканную. Нѣсколько дней г. М. употребилъ на то, чтобъ, какъ это обыкновенно водится, установить съ своимъ новымъ помощникомъ дружескія отношенія, долженствующія соединять охотника съ его собакой. Затѣмъ онъ пошелъ пробовать ее. Познанія и таланты “Миссъ” превзошли даже его ожиданія: поискъ совершенно правильный, чутье замѣчательно тонкое, стойка мертвая, да однимъ словомъ все, чего можно только желать отъ собаки.
Наступилъ день открытія охоты. Г. М. представилъ свою собаку собравшимся на охоту членамъ общества, и тѣ положительно пришли въ восторгъ отъ красоты суки. Вотъ наступила и торжественная минута испытанія. Охотники выстроились въ рядъ; у каждаго изъ нихъ была или французская легавая, или ублюдокъ французской легавой, какъ бываетъ у большинства охотниковъ въ окрестностяхъ Парижа. Г. М. тоже сталъ въ линію, между своими товарищами.




Товарищи М. стали выражать неудовольствіе и президентъ общества, въ виду того, что описанный порядокъ вещей могъ продолжиться вплоть до конца охоты, былъ вынужденъ просить г. М. удалить свою собаку. Бѣдную Миссъ поручили отвести на ферму. Съ ея удаленіемъ, все пришло въ обычный порядокъ и охотники могли пользоваться услугами своихъ примѣрно скромныхъ собакъ.
Я могъ бы привести сотни подобныхъ примѣровъ, но ограничусь еще только однимъ.
Было это лѣтъ пятнадцать тому назадъ, также въ день открытія охоты. Отецъ мой охотился въ здѣшнихъ мѣстахъ въ первый разъ. Всѣ выѣхавшіе съ нимъ товарищи, стояли за французскихъ собакъ и только по наслышкѣ знали пойнтеровъ. Съ однимъ изъ охотниковъ, г. Д., была превосходная длинношерстная французская легавая, одна изъ послѣднихъ чистокровныхъ собакъ этой породы, которой мнѣ пришлось любоваться; отецъ мой взялъ съ собой англійскаго пойнтера „Мака".
Пятнадцать лѣтъ тому назадъ въ нашей благословенной странѣ охота въ линію и охота съ загонщиками были еще неизвѣстны: всякій охотился самъ по себѣ, какъ ему хотѣлось, къ тому же на мѣстахъ свободныхъ, неоткупленныхъ, но изобиловавшихъ куропатками.
Охота началась. „Макъ" ринулся впѣредъ, но нѣсколько времени не находилъ ничего. Сука г. Д. мирно и спокойно трусила шагахъ въ тридцати отъ своего хозяина. Какъ теперь вижу я изумленнаго г. Д., провожавшаго глазами нашего „шального" Мака, который летѣлъ, точно сорвавшись съ цѣпи, и своимъ бѣшенынъ искомъ перевертывалъ вверхъ дномъ всѣ понятія этого превосходнаго охотника объ охотѣ съ легавой.
—Но, послушайте, обратился наконецъ г. Д. къ моему отцу, вѣдъ если ваша собака будетъ такъ скакать цѣлый день, то охота ваша будетъ очень незавидна.
—Надѣюсъ, возразилъ мой отецъ, что я окажусь достойнымъ той чести, которую вы оказали мнѣ, вызвавшись указывать мнѣ мѣста въ странѣ, положительно мнѣ незнакомой. Надеюсь также, что вы перемѣните мнѣніе и о моей собакѣ.
Затѣмъ, чтобы не мѣшать близкимъ сосѣдствомъ своей собаки иску суки г. Д., онъ пошелъ влѣво, впрочемъ сообразуя свои дѣйствія съ дѣйствіями сосѣда.
Надо замѣтить, что г. Д. былъ превосходнымъ стрѣлкомъ, но вечеромъ у него оказалось въ ягдташѣ только 20 куропатокъ (онъ не стрѣлялъ перепелокъ), а у отца—55 куропатокъ и 20 перепелокъ.
Съ тѣхъ поръ отецъ и Д. стали друзьями и недѣли не проходило безъ того, чтобы они не поохотились вмѣстѣ. Поздней осенью, когда приходится цѣнить ужъ каждую куропатку, Д. оставлялъ обыкновенно свою суку дома, а отецъ бралъ обоихъ своихъ пойнтеровъ. И охоты эти, скажу вамъ, всегда бывали на славу.















— Не мудрено, что вы стрѣляете столько дичи, говорилъ, спустя два года, Д.: ваши собаки находятъ ее даже тамъ, гдѣ ее вовсе нѣтъ.
Не знаю перемѣнилисъ ли теперь убѣжденія многоуважаемаго г. Д., но тогда, будучи не только свидѣтелемъ, а даже дѣйствующимъ лицомъ въ нашихъ охотахъ, онъ сдѣяался ярымъ поклонникомъ англійскихъ собакъ.
Опять-таки, повторяю, я не набираю приверженцевъ, которые бы разделяли мое мнѣніе; я только сообщаю факты.
Изъ сказаннаго мной очевидно, что англійскіе пойнтера не годятся любителямъ, членамъ охотничьихъ обществъ, участвующимъ въ общественныхъ охотахъ. Тамъ хорошее и лучшее должно часто уступать мѣсто разъ принятымъ общимъ правиламъ, которыя установлены такъ, что и мелкое самолюбьице щадится, и общественные интересы соблюдаются. Читатели уже видѣли, какую жалкую роль играютъ французскія легавыя, при охотахъ въ линіи, въ присутствии одного пойнтера; результаты этой роли весьма плачевны: я понимаю это, а потому молчу.
Но не смолчу передъ охотниками, утверждающими, что пойнтеръ, отъискивая дичь на полномъ ходу, долженъ неизбѣжно пропускать большое количество дичи, и что французская собака, подбирающая за пойнтеромъ все то множество дичи, которую онъ не причуялъ, очень и очень еще можетъ постоять за себя и съ честью еще поддерживаетъ свое достоинство. Я утверждаю, что чутье пойнтера несравненно, а потому и ручаюсь, что онъ никогда не пропустить большое количество дичи, а развѣ лишь какихъ-нибудь нѣсколько ничтожныхъ штучекъ.
Не могутъ быть особенно цѣнимы англійскія собаки также и въ заповѣдникахъ, кишащихъ дичыо, гдѣ охотникъ самъ является, такъ сказать, конкуррентомъ собаки, ежеминутно вспугивая и стрѣляя дичь. Нѣтъ, арена дѣятельности собаки не здѣсь.
Не задолго до бѣдствія, посѣтившаго насъ въ 1870 г., я былъ приглашенъ для содѣйствія къ истребленію дичи въ казенныхъ лѣсахъ и паркахъ. Вотъ тутъ-то впервые пришлось мнѣ вволю натѣшиться; я охотился чисто по королевски въ Сенъ-Клу, въ Марли, въ Версалѣ. Въ сентябрѣ мѣсяцѣ, впродолженіе восьми дней, я былъ королемъ или императоромъ, какъ хотите, и, признаюсь, всѣми силами старался я оставить приближавшемуся къ намъ непріятелю возможно меньшее количество дичи. Я не буду утомлять васъ разсказомъ объ этихъ тысячахъ жертвъ, павшихъ отъ моей руки, потому что это была скорѣй бойня, чѣмъ охота,—скажу только, что я вышелъ оттуда насытившись до пресыщенія, даже до отвращенія. Въ Марли и въ Сенъ-Клу я приглашалъ на этотъ печальный праздникъ одного изъ моихъ друзей, приходившаго туда съ своимъ великолѣпнымъ красно-пѣгимъ англійскимъ сеттеромъ. Бѣшеный поискъ и неутомимыя ноги этой собаки были мнѣ давно и хорошо известны; но здѣсь, прежде даже, чѣмъ мы успѣвали ступить на землю, прилегающую къ заповѣднику, “Пирамъ” ужъ былъ на стойкѣ, такъ какъ онъ искалъ обыкновенно на разстояніи двухсотъ, трехсотъ пятидесяти шаговъ отъ своего хозяина. И стойки эти продолжались цѣлый день: прерывала ихъ собака только за тѣмъ, чтобъ подавать фазановъ, которые сыпались, какъ градъ.
Мнѣ пришлось видеть одну собаку, которую дрессировали для императорской охоты; это былъ прелестнѣйшій кофейноп?гій англійскій пойнтеръ, прелестный во всѣхъ отношеніяхъ, и поискъ его въ полѣ отличался особой страстностью и размашистостью. Но когда окончена была его дрессировка и когда онъ сталъ упражнять свои способности тамъ, куда предназначила его судьба, отъ прежняго у него осталось только тонкость чутья, да крѣпость стойки, поискъ же пропалъ: онъ сталъ искать, какъ ищутъ обыкновенно всѣ собаки. Да и немудрено, если ему приходилось работать не въ полѣ, а въ какомъ-то подобіи птичьяго двора.
Нѣтъ, не здѣсь, не на этомъ поприщѣ, выказываются въ полномъ блескѣ исключителъныя качества англійской собаки. Но въ голыхъ равнинахъ, каждую ночь окутываемыхъ саваномъ смерти,—въ безлюдныхъ поляхъ, гдѣ отъ одного выводка до другого приходится подчасъ тащиться по громаднымъ пустырямъ, тянущимся иногда больше, чѣмъ на полмили—вотъ гдѣ сельскіе охотники-любители вполнѣ умѣютъ цѣнить преимущества быстраго аллюра, стальныхъ мускуловъ и неутомимой пылкости, преимущества тѣхъ вольныхъ, страстныхъ, сильныхъ движеній, за которыя корятъ пойнтеровъ люди, неимѣющіе нужды для своихъ охотъ въ этихъ высокихъ достоинствахъ, свойственныхъ англійскимъ породамъ собакъ.
Мнѣ часто говорили: “съ собакой, ищущей за 280 300 шаговъ, вы ничего не убьете, коли птица не выдерживаетъ стойки!”
Признаюсь я вовсе даже не понимаю такого разсужденія. Начать съ того, что дичь боится не собаки, а охотника: въ сентябрѣ мѣсяцѣ вы часто можете видѣть, какъ куропатки летаютъ подъ самымъ носомъ дворняшки, одиноко бѣгающей въ полѣ, но тѣже самыя куропатки васъ не подпустили бы и на полтораста шаговъ, еслибъ даже ваша собака шла позади васъ. Воображать, что можно было бы убить куропатокъ, поднявшихся отъ страха передъ собакой — чист?йшее заблужденіе; повѣрьте, что если онѣ не подпустили къ себѣ собаку ближе, какъ на семьдесятъ пять шаговъ, вамъ не удалось бы подойти къ нимъ и на полтораста.
Я допускаю даже больше: я увѣренъ, что куропатки, (самая хитрая птица между всей нашей дичью) отлично знаютъ собакъ (пожалуй даже и охотниковъ), часто охотящихся въ одной и той же местности. Я зналъ одного стараго опытнаго любителя, который вымазывалъ сажей и вываливалъ въ грязи свою бѣлую собаку, когда охотился на куропатокъ поздней осенью. Онъ говорилъ мнѣ, что куропатки признали его собаку, а по ней и его самого, и какъ только онъ выходилъ съ своей фермы, предшествуемый своимъ Блакомъ, такъ куропатки, завидя своего бѣлаго непріятеля, а за нимъ еще злѣйшаго врага своего, немедленно собирали экстренный военный совѣтъ, наскоро держали совѣщаніе и мгновенно снимались съ мѣста. Старикъ утверждалъ, что благодаря выдуманной имъ гриммировкѣ собаки, ему удавалось иногда подходить къ куропаткамъ, а иначе онѣ были положительно для него недоступны. Это очень возможно и, что меня касается, я этому охотно вѣрю.
Итакъ продолжаю. Если дичь не выдерживаете стойки, къ чему же тогда, спрашивается, собака? Поднять-то дичь и безъ собаки можно. Другими словами: если собака ходитъ у васъ подъ ногами, подниметъ-ли она какую-нибудь птицу, кромѣ той, которую вы и безъ нея вспугнули бы сами? Потому повторяю еще разъ, что мнѣ совершенно непонятны заключенія о томъ, что собака съ широкимъ поискомъ можетъ портить охоту на дичь, не выдерживающую стойки; чутьистая, крѣпкая, съ широкимъ поискомъ собака никогда не можетъ портить охоту. Я ни слова, конечно, не говорю объ этомъ, если у васъ собака, что называется „шалава", прелестная помощница, стойка которой длится ровно минуту, а то такъ и меньше, которая затѣмъ срываетъ и съ бѣшеной страстью гонитъ птицу; тутъ вы тысячу разъ правы, не отпуская отъ себя свое сокровище; держите его пожалуйста всегда у своихъ ногъ! Но если ваша собака имѣетъ къ вамъ полное довѣріе, имѣетъ о васъ высокое, заслуживаемое вами, мнѣніе, если она ищетъ верхнимъ чутьемъ, стойку д?лаетъ на далекомъ разстояніи, стоитъ, пока вы не подойдете, все равно, когда бы вамъ это ни заблагоразсудилось, если вы знаете, что она никогда не погонитъ, даже послѣ выстрелѣ (а подъ этимъ собственно я и разумѣю крепкую стойку)—смѣло давайте ей полную волю и не жалѣйте о переместившейся дичи: знайте, что если дичь не выдержала стойки собаки, еще менѣе выдержала бы она приближеніе охотника. Не подпускаетъ къ себѣ только опытная, напуганная дичь, которая отлично знаетъ, что не собаку слѣдуетъ бояться, что смерть грозитъ ей отъ руки охотника,—и она бѣжитъ отъ собаки только потому, что та возвѣщаетъ его приближеніе.
Я столько разъ уже ратовалъ въ пользу собакъ съ широкимъ поискомъ, что боюсь часто повторяться; но мой трудъ не былъ бы полонъ, еслибъ я вздумалъ остановиться только на томъ, что я до сихъ поръ высказалъ въ ихъ защиту, а потому я постараюсь, въ слѣующей главѣ, доказать, насколько съумѣю, что такая именно собака не только не можетъ вредить и портить на охотѣ, а напротивъ, только изъ подъ нея и можно бить куропатокъ поздней осенью, что, по моему мнѣнію, служить высшимъ выраженіемъ ея искусства; поэтому сельскіе охотники-любители должны, какъ мнѣ, кажется, стараться о томъ, чтобы прибрѣсти себѣ, именно такую собаку. Не знаю, какъ другіе охотники, но я, по крайней мѣрѣ, всегда сниму шапку предъ истиннъмъ послѣдователемъ Немврода, возвращающимся съ охоты поздней осенью, съ тремя-четырьмя ловко сраженными куропатками, чѣмъ передъ искуснымъ стрѣлкомъ, уничтожившимъ въ нѣсколько часовъ четыре или пять дюжинъ фазановъ, зайцевъ и кроликовъ. Послѣднее можетъ продѣлать каждый изъ насъ, ну, а первое не очень-то каждому удастся.
Каковы бы однако ни были на этотъ счетъ мнѣнія читателей, я думаю, что ни одинъ изъ нихъ не посѣтуетъ на меня за то, что я затронулъ эти спорные вопросы и чистосердечно изложилъ объ нихъ мои мысли и свѣдѣнія, указавъ на то, что я считаю истиной, что заблужденіемъ и ложью.
Позднѣе мы увидимъ, какія попытки были сделаны для того, чтобъ получить собаку, которая соединяла бы въ себѣ тонкость чутья пойнтера съ скромнымъ, благоразумнымъ поискомъ французской легавой. Въ Англіи попытки къ рѣшенію этой задачи были довольно успешны.

IV.

Я сказалъ уже, что собака съ широкимъ, размашистымъ поискомъ не портитъ охоты даже съ точки зрѣнія добычливости, за которой гонится значительное большинство нашихъ охотниковъ; я льщу себя также надеждой, что, приведенными мной аргументами, мнѣ удалось вполнѣ доказать, что дичь, пугающаяся и не подпускающая собаку, еще менѣе подпустила бы къ себѣ самого охотника. Но, увы! всякая надежда, въ сущности, все-таки ничто иное, какъ иллюзія, а мнѣ очень хотѣлось бы убедить моихъ противниковъ въ истинности утверждаемаго мной факта на самомъ дѣлѣ, на практикѣ.
По этому поводу мнѣ и вспомнилось, что Дудето, авторъ извѣстнаго сочиненія "Сельскій охотникъ" (Chasseur rustique), предложилъ нѣкогда условія пари, которое однако такъ и не состоялось, потому что не нашлось охотниковъ принять вызовъ. На первый взглядъ, впрочемъ, предложеніе было вовсе не изъ такихъ, чтобы могло испугать искусныхъ стрѣлковъ. Дѣло заключалось просто лишь въ томъ, чтобы убить кряду, безъ промаховъ, двѣнадцать перепелокъ. Штука не хитрая, никакихъ фокусовъ, очевидно, не требовавшая, тѣмъ болѣе, что стрѣлять позволялось по выбору, а не то, чтобы по первой взлетѣвшей перепелкѣ. Но знаменитый охотникъ не нашелъ желающихъ принять вызовъ лишь потому, что оставлялъ за собой право отъиграться, въ случаѣ, если первый опытъ противника будетъ удаченъ. Что касается меня, я непремѣнно принялъ бы этотъ вызовъ, не вслѣдствіе того, конечно, что считаю невозможнымъ сдѣлать промахъ на пятнадцати, двадцати выстрѣлахъ, но вслѣдствіе того только, что въ подобныхъ пари, гдѣ одинъ неудачный выстрѣлъ - и пиши пропало, выигрываетъ всегда тотъ, чье самолюбіе меньше затронуто.
Такъ вотъ и я предложилъ бы съ удовольствіемъ пари такого рода: недѣли двѣ спустя послѣ открытія охотъ, я и противникъ мой отправляемся на охоту въ поле; я беру собаку съ широкимъ поискомъ, противникъ мой - собаку, ищущую подъ ногами. При этомъ я ставлю условіемъ, чтобъ считалась лишь та дичь, которая будетъ убита изъ подъ стойки. Условіе это я ставлю потому, что когда дѣло идетъ о признаніи преимуществъ той или другой изъ двухъ собакъ, сравниваемымъ по отношенію къ количеству дичи, добываемой изъ подъ стойки каждой изъ нихъ, - не можетъ быть принимаема въ разсчетъ добыча случайная; ясно, слѣдовательно, что дичь, вспугнутая охотникомъ, или взлетѣвшая сама по себѣ безъ вѣдома и участія собаки, не можетъ быть причислена къ добычѣ, могущей служить мѣриломъ качествъ собаки.
Вѣдь, если хотите, иная погонялка-ищейка дастъ своему хозяину возможность убить гораздо большее количество дичи, чѣмъ какая-нибудь самая благородная породистая собака, - но развѣ этого нужно намъ съ вами, читатель? Развѣ тутъ есть искусство? Оно ни причемъ, а оно-то собственно и радуетъ, оно-то и манитъ на охоту настоящаго, истаго любителя-охотника, которыхъ, слава Богу, у насъ осталось еще не мало. Для того, кто низводитъ весь смыслъ и значеніе охоты лишь къ вопросу о количествѣ добытой дичи, конечно, все равно, какъ она добыта, была бы лишь полна его завѣтная охотничья сумка. Для наполненія же этой сокровищницы есть очень много средствъ: ихъ знаетъ каждый мужикъ-бретонецъ, загоняющій цѣлые выводки куропатокъ въ сѣти. Онъ можетъ научить желающихъ способамъ охотиться выгодно. Для того же, кто любитъ самую охоту, т. е. процессъ ея, для охотника, въ груди котораго горитъ священный огонь этой благородной и безкорыстной страсти, для того удача и удовольствие охоты заключается не въ томъ, сколько убито штукъ, а въ томъ, какимъ образомъ и способомъ были онѣ, убиты. Загономъ въ сѣти можно добыть несравненно больше дичи, чѣмъ изъ подъ стойки собаки, но кому изъ насъ пришло бы въ голову равнять или даже сравнивать эти два способа охоты?
Нѣкоторые охотники думаютъ, что чѣмъ строже и пугливѣе дѣлается дичь, тѣмъ короче долженъ быть искъ собаки. Посмотримъ, насколько это вѣрно.
Положимъ, что стоитъ ноябрь, съ своимъ сѣрымъ небомъ и низко нависшими облаками; на дворѣ оттепель; охотники отправляются походить съ собакой въ поле.- "Ну, нѣтъ-съ, я предпочитаю другое."-Ужъ и меня тоже извините, и я не люблю... - могутъ послышаться протесты. Но дѣло, господа, не о васъ и не обо мнѣ, а объ большинствѣ нашихъ собратьевъ, объ тѣхъ, которые, живя въ мѣстахъ, бѣдныхъ дичью, не могутъ пользоваться охотами, находящимися подъ рукой у насъ съ вами, которые, за ограниченностью своихъ матеріальныхъ средствъ, должны довольствоваться охотой въ мѣстахъ не откупленныхъ, а доступныхъ всѣмъ и каждому, гдѣ,. вслѣдствіе этого, дичи такъ мало и она такъ строга, что для борьбы съ ней нужно имѣть много энергіи и искусства. Такъ вотъ подобные-то сельскіе охотники-любители, вполнѣ заслуженно признаваемые всѣми нами за самыхъ искусныхъ охотниковъ, всегда возьмутъ съ собой въ поле собаку съ широкимъ поискомъ, потому что только съ ней они и могутъ разсчитывать на успѣхъ охоты, въ своихъ открытыхъ равнинахъ и огороженныхъ поляхъ. после того, какъ миновали красные сентябрскіе денечки.
Я охотился въ Нормандіи и въ Першѣ, охотился въ Бретани, гдѣ большая часть участковъ земли огорожены густыми изгородями. Спрашивается, во-первыхъ, что-жъ бы стали мы дѣлать, въ каждомъ такомъ участкѣ, съ собакой, ходящей подъ ногамиѣ Съ пойнтеромъ дѣло идетъ какъ нельзя лучше: мы отворяемъ калитку плетня, огораживающаго участокъ, и собака мгновенно облетаетъ галопомъ все пространство и сразу причуиваетъ дичь, если таковая находится даже на противоположномъ концѣ участка. Нашла ваша собака что-нибудь, вы идете къ ней, - нѣтъ, вы переходите въ слѣдующій участокъ и далѣе, и такъ до самаго вечера. Съ собакой же "тихоходомъ" охотникъ, въ одинаковый промежутокъ времени, прошелъ бы въ десять разъ меньше, не говоря уже о томъ, что усталъ бы несравненно больше.
Затѣмъ, я взялъ для примѣра нарочно самую трудную охоту; я съ умысломъ пригласилъ читателя слѣдовать за мной, въ ноябрѣ и декабрѣ мѣсяцахъ, по этимъ мрачнымъ, давно уже обнаженнымъ равнинамъ, гдѣ дичь никогда не находить себѣ ни защиты, ни убѣжища, гдѣ она сталкивается съ своими двуногими и четвероногими врагами, постоянно, круглый годъ, во всякое время, и днемъ, и ночью ,- гдѣ она, дѣйствительно, дикая птица, а потому охотникъ, желающій добыть её, долженъ обладать и величайшимъ искусствомъ, и, кромѣ того, хорошей, нестомчивой собакой. Овладѣть этой строгой, пугливой дичью можно только, лишь утомивъ ее до послѣдней возможности, заставивъ ее разбиться; а этого, очевидно, и легче и скорее можно достигнуть, имея собаку съ широкимъ и далекимъ поискомъ, чѣмъ собаку, путающуюся подъ ногами.
Но къ дѣлу. Въ ноябрѣ куропатки снимаются за 750 шаговъ; мнѣ, однако, до этого нѣтъ нужды. Я свищу своему Триму и мы съ нимъ выходимъ.
Мой длинноногій бравый сподвижникъ. быстро несущійся по полю, помогаетъ мнѣ сразу тотчасъ же напасть на выводокъ: тихая же собака набрела бы на него по крайней мѣрѣ черезъ два часа времени. Итакъ, выводокъ поднятъ: я считаю, сколько въ немъ штукъ куропатокъ, и спѣшу къ тому мѣсту, куда онѣ переместились. Съ той минуты, для меня и для моей собаки существуетъ лишь одинъ этотъ выводокъ; кромѣ его мы ничего не видимъ и не знаемъ. Опять-таки мои длинноногій Тримъ живо указываетъ мнѣ перемѣстившуюся дичь; а въ этой живости вся штука, потому что тутъ главное - не дать птицѣ времени отдохнуть, собраться съ духомъ. Слѣдовательно, чѣмъ шире поискъ собаки, тѣмъ скорѣе она снова подниметъ дичь. Охотникъ въ это время дѣлаетъ обходъ, т. е. старается зайти такъ, чтобы дичь, увидя его, перемещалась въ предѣлахъ извѣстнаго района, не переступая его границъ. Эти маневры требуютъ большой ловкости и искусства.
Зимой же, когда за густымъ туманомъ часто нельзя бываетъ разсмотрѣть, куда переместилась птица, быстроногая англійская собака оказываетъ незамѣнимыя услуги, то и дѣло, снова и снова настигая только что снявшійся выводокъ. Послѣ шести, семи такихъ полетовъ, дичь видимо начинаетъ ослабѣвать подъ гнетомъ столь настойчиваго преслѣдованія. Обыкновенно, после пятаго или шестого перемѣщенія, она собираетъ всѣ свои силы и пускаетъ въ ходъ послѣднее средство для избавленія себя отъ лютаго врага: она снимается и летитъ далеко, на громадное разстояніе.
Тутъ уже нельзя терять ни минуты времени: это послѣдняя карта игры - убита она и партія выиграна. И здѣсь опять, собака съ быстрымъ, широкимъ поискомъ мигомъ настигаетъ преслѣдуемые ею жертвы въ ихъ новомъ убѣжищѣ и опять стоитъ. Утомленныя куропатки выдерживаютъ уже теперь стойку собаки и летятъ только съ приближеніемъ охотника, изъ чего слѣдуетъ прямой выводъ, что дичь бѣжитъ не отъ собаки, которая была бы ей ровно ни почемъ, если бы не возвѣщала близость двуногаго злодѣя.
Съ этой минуты мое дѣло выиграно: я стрѣляю въ поднявшійся выводокъ, все равно, если онъ даже и внѣ выстрѣла: этотъ выстрѣлъ заставляетъ куропатокъ разбиться: одна летитъ на паръ, другая на жниво, третья въ ровъ, окаймляющій дорогу, и т. д., куда попало; въ рядахъ этихъ отчаянно защищавшихъ себя воиновъ воцаряется полнѣйшее смятеніе. Тутъ ужъ всегда легко убить изъ нихъ три-четыре штуки такимъ же точно образомъ, какъ и послѣ открытія охоты, въ клеверѣ.
Такъ вотъ въ этихъ то мѣстахъ, скудныхъ дичью, преимущество англійскихъ собакъ проявляется въ своемъ полномъ блескѣ; въ лѣсахъ же, гдѣ дичь разводится, какъ на птичьемъ дворѣ, этимъ достоинствамъ, конечно, негдѣ выказаться. Здѣсь, въ безлюдныхъ поляхъ, гдѣ въ октябрѣ мѣсяцѣ держится лишь нѣсколько выводковъ, на разстояніи мили одинъ отъ другого, - поневолѣ оцѣнишь собакъ съ стальными мускулами, съ тончайшимъ чутьемъ, собакъ, вымѣривающихъ съ удивительною легкостью громадныя пространства, помогающихъ охотнику овладѣть, наконецъ, выводкомъ и выйдти побѣдителемъ изъ жаркой, длившейся цѣлый день борьбы.
Да, въ подобной охотѣ пускаются въ ходъ всѣ способности и все умѣнье охотника: энергія, настойчивость, сметливость и ловкость, всѣ высокіе охотничьи инстинкты. Это охота настоящая, охота глубоко волнующая, охота, въ которой торжествуетъ наше охотничье самолюбіе, въ которой испытываются охотникомъ самыя величайшія удовольствія, самыя живыя радости, охота, воспоминаніе о которой никогда не изглаживается изъ памяти! Я говорю о ней съ увлеченіемъ, потому что самъ испытывалъ и переживать всѣ сильныя, пріятныя ощущенія, ею возбуждаемыя.
Мое мненіе основано на практикѣ, на опытѣ; высказывая его, я не хочу ничего ни у кого отнимать; если же я стараюсь, чтобы читатель проникся тѣмъ же убѣжденіемъ, какимъ проникнуть я, такъ это единственно для того, чтобы и онъ могъ насладиться прелестями охоты, ему незнакомыми, да и недоступными съ собакой, ищущей подъ ногами. Такая собака можетъ еще доставить вамъ удовольствіе нѣсколькими великолѣпными стойками, въ первые дни открытія охотъ, потому что въ это время поля усѣяны охотниками, слѣдовательно, то тамъ, то здѣсь, можетъ подвернуться вамъ куропатка, уже измученная преслѣдоватями нѣсколькихъ вашихъ собратьевъ. Но какъ только минуютъ первые денечки, какъ пройдетъ эта пора, называемая охотниками "первинкой", такъ вамъ приходится распроститься съ удовольствіемъ стрѣлять дичь изъ подъ стойки вашей благонравной собаки, разумѣется, если вы не живете въ странѣ, кишащей дичью, гдѣ можетъ сойти всякая самая посредственная собака.
Итакъ, еще разъ резюмирую все сказанное мной въ этой главѣ: въ местахъ, гдѣ мало дичи, породистая англійская собака, съ тонкимъ чутьемъ, широкимъ поискомъ и стальными мускулами, не только драгоцѣнна, но и незамѣнима; въ мѣстахъ, гдѣ дичь держится въ изобилім, пригодна и хороша рѣшительно всякая собака.
(Продолженіе слѣдуетъ)

V.











Чрезвычайно хороши въ этой собакѣ уши и голова; но что всего замѣчательнѣе и типичнѣе - это длина плечей, бедръ, бедряныхъ костей (въ особенности послѣднія относительно голени дѣйствительно очень длинны), посадка и постановка хвоста. Къ сожалѣнію, несмотря на старанія нашего талантливаго гравера г-на Гюйо, мускулы не вышли на рисункѣ настолько выдающимися, а лапы настолько сухими, какъ оно есть въ дѣйствительности въ оригиналѣ. Передать эти почти неуловимые оттѣнки, правда, очень трудно.Многіе пойнтера ищутъ съ такой страстностью и быстротой, что нѣкоторые дѣльные охотники, люди положительные и степенные, нашли это неудобнымъ, почему рѣшили охладить нѣсколько чрезмѣрный пылъ собаки и, рядомъ съ породами легкихъ пойнтеровъ, наружность и достоинства которыхъ мы только что описали, создали породы пойнтеровъ менѣе горячихъ и болѣе благонравныхъ и скромныхъ.
Что касается меня, я, право, не знаю, какъ сказать - хорошо-ли это уменьшеніе страстности или нѣтъ. Только для себя лично, я всегда желалъ бы и предпочелъ бы имѣть собаку самую пылкую, съ самымъ широкимъ поискомъ, потому что, если правда, что всегда можно умѣрить пылъ черезчуръ горячей собаки, то еще болѣе правды въ томъ, что никогда нельзя придать страстность собакѣ, не имеющей этого качества отъ природы.
Я могъ бы привести это правило, какъ неоспоримую истину, не требующую доказательствъ, но мнѣ гораздо пріятнѣе сказать читателямъ, что подобное мнѣніе я составилъ себѣ на основаніи безчисленныхъ личныхъ опытовъ. Практика, лѣта, среда, въ которой приходится дѣйствовать собакѣ, могутъ успокоить ея чрезмѣрную горячность. Перенесите вы собаку изъ мѣстъ бѣдныхъ дичью, гдѣ она безпокойно и нетерпѣливо скачетъ въ надеждѣ найти поскорѣе выводокъ, въ такія мѣста, гдѣ дичи много, - и собака очень скоро угомонится, необузданные порывы ея значительно поулягутся. Однако нужно же вѣдь быть справедливымъ и разсуждать здраво: невозможно требовать отъ собаки, чтобы она была разумнѣе и сдержаннѣе насъ съ вами. Вы представьте себѣ, напр., превосходную собаку, одаренную наилучшими качествами, молодую и невполнѣ еще выдрессированную; вы представьте, что она усердно, съ жаромъ работаетъ битыхъ два часа и ровно ничего не находитъ. Вдругъ обоняніе ея поражается запахомъ дичи, - вдругъ эта дичь, эти страстно желанныя куропатки, бѣгутъ передъ ней по полю!.. Посудите сами, легко ли удержаться отъ искушенія, когда внутри кипитъ и клокочетъ молодая кровь? И вотъ собака летитъ въ догонку птицѣ... Прощай, добыча! Увы, кто-же безъ грѣха?!
Средство къ исправленію грѣховъ пылкаго юноши у васъ въ рукахъ, - парфорсный ошейникъ съ длинной веревкой: вы это знаете такъ же, какъ и я. Къ тому же, покажите вы этой самой собакѣ десять-двѣнадцать куропатокъ въ часъ - и она усмирится; а если въ вашихъ мѣстахъ всегда много дичи, то въ горячемъ сердцѣ вашего спутника и вовсе уймутся волненія страсти. У меня была такая собака.
Но, по моему, все таки горячая собака всегда лучше; я люблю, чтобы моя собака была немножко, что называется, сорви-голова. Я съ наслажденіемъ слѣжу за ея воспитаніемъ, исправляю ея недостатки, радуюсь ея успѣхамъ, съ восторгомъ открываю ей понемногу тайны того великаго искусства, на служеніе которому она призвана самой природой, и вмѣстѣ съ тѣмъ, я стараюсь о томъ, чтобъ она сохранила въ сѣбе священный огонь страсти, проявляющейся въ этой ни съ чѣмъ несравнимой необузданности и пылкости, безъ которыхъ я не далъ бы ни гроша за собаку.
Ну, можно ли представить себѣ на охотѣ что либо противнѣе и досаднѣе собаки, которая черезъ два часа ходьбы начинаетъ уже трусить передъ вами на разстояніи какихъ нибудь десяти шаговъ, оживляется на минуту, когда вы подгоняете и подзадориваете ее восклицаніями и увещаніями, вродѣ: ну-ну. allez, cherche! allez, allez! и снова погружается въ спячку, какъ только умолкнетъ вашъ голосъ? Ей, видно, и хотѣлось бы, да немощна, не можетъ! Это ли не жалкое созданіе?! А на другой день по открытію охоты, чуть лишь пригрѣло солнышко - ваша благонравная смиренница, высуня языкъ, ужъ чистить шпоры и какъ вы тамъ ее не увѣщевайте, какъ ни угрожайте, она отъ васъ не отойдетъ, потому - совсѣмъ готова: раскисла, плачетъ о постели!
Такой, жалости подобной, охоты никогда не увидите вы съ чистокровной собакой, въ особенности съ пойнтеромъ. Мнѣ случалось охотиться по двадцати пяти, по тридцати дней кряду, изо дня въ день, съ одними и тѣми же пойнтерами - и, чѣмъ больше они ходили, тѣмъ они, какъ будто, становились сильнѣе и настойчивѣе; сытный ужинъ, крѣпкій сонъ - и на утро они какъ ни въ чемъ не бывало: такъ же бодры, какъ и въ первый день охоты. Тутъ собаку можно было сравнить съ волкомъ, развивающимъ въ себѣ крѣпость мускуловъ и неутомимость своими постоянными движеніями. Но силу совершать свои безпрерывныя прогулки черпаетъ волкъ въ необходимости добывать средства къ существованію, - собаку же, правда, заставляетъ идти на охоту отчасти тоже необходимость, отчасти увлеченіе, но въ подобной нестомчивости, въ подобной страстности говоритъ уже прямо кровь, сказывается прямо порода!











Х.